понедельник, 03 октября 2011
Писался по заявке одного из туров на соционфике, однако не хватило уверенности, тем паче написал херню и не вычитано и аще шаблонно, хотя я против шаблонов сам Х))
Что-то в этой тишине было не так.
Узначть что было не так в тишине.Тиканье часов неравномерно перебивалось гулким стуком спины о стену. Короткие рваные пряди русой челки прилипли к щекам, а губы предательски дрожали, ломая привычную ровную линию. Негромкий всхлип – слезы лишали сил и воздуха, а потому Бальзаку казалось, будто он рыба на берегу, которая беспомощно хватает ртом воздух, хотя прекрасно знает, что ей это не поможет.
-Почему? – срывается шепот с его губ и он утыкается в стену лицом, пытаясь отвернуться от надоедливых, таких ярких солнечных лучей. Бальзак не любит солнце. Не любит, когда оно сжигает его бледную кожу своими лучами. Не любит жаркий палящий зной. Не любит слепящий свет, которое оно испускает. Ему всегда было хорошо здесь, одному. Тут тихо, никто не дергает и не задевает собой, своими обжигающими лучами.
-Почему ты? Почему…
Сколько нужно сил, чтобы всю жизнь перед другими идти с гордо поднятой головой и язвительной усмешкой, а тут в одиночестве падать, сползать по стене, разваливаться на бесформенные куски, когда внутри ломается что-то, что-то, что никогда не позволило бы ему упасть перед кем-то на колени.
В дверном замке заскрипел ключ, и тяжелые шаги заставили дёрнуться в сторону, найти укрытие, чтобы он не увидел.
-Эй, Баль, - Оноре даже не надо было видеть, как Наполеон останавливается на пороге и непонимающе смотрит на него, проглотив предложение. Секундный ступор, как затишье перед бурей.
-Что случилось? – резко сменив тон, спрашивает брюнет. Да, как и предполагал Оноре. Он даже слышал гул приближающегося цунами – огромного и неукротимого, который неизбежно обрушится на каменную скалу. Хотелось встать, наорать на него, на этого глупого напыщенного хмыря, ударить его, ударить как можно сильнее, как можно больнее, чтобы эта тварь почувствовала хотя бы малую толику того, что он делает с Бальзаком. Но руки тряслись, будто юноша не просыхал долгие месяцы. Кулак глухо шлепнул стену, ибо ударом слабый тычок невозможно было назвать.
А Нап продолжал смотреть на него. На всю его борьбу с самим собой.
-Уйди отсюда, - одними губами произнес Баль, - убирайся к черту!
-Хотя бы ради Бога, скажи, в чем дело?
Бальзак почувствовал кожей, как Нап побагровел. Это было странно – обычно нахальный и самодовольный кретин павлином скакал перед ним, лишь бы обратить его взор на себя, лишь бы затмить всех остальных своим сиянием. Своим ослепительным блеском.
Бальзак ненавидел яркий свет.
-Ты еще спрашиваешь?
Ну а что он еще будет делать? Господи, Оноре, общаясь с этим существом ты стал регрессировать, глупое создание.
Поток мыслей прервали руки, схватившие его за плечи и вытянувшие из бездны самокритики туда наверх, к теплому солнцу. Баль зажмурился. Он ждал… чего угодно, но не этого.
Голос Наполеона, казалось, обрушил все стены его мыслей, надуманных за долгие время одиночества, будто бы и не было ничего.
Бальзак даже не совсем воспринимал то, что говорил Нап. Он смотрел в эти жгучие серые глаза. А Бонапарт яростно и долго вещал, что-то про себя, иногда повторяя какой же Оноре дурак, что «не отдам». Баль уже хотел было в своей манере заметить, что из них двоих дурак это его Величество, однако его заткнули горячие губы. Оноре словно вновь вернули на землю, воткнули вместо позвоночника что-то прочное и прямое. Спустя несколько минут, Нап и Баль тяжело дышали, восстанавливая внутреннее равновесие, однако политик продолжал прижимать критика за плечи к стене.
-Ты редкостная сволочь, Бонапарт, - вытирая остатки слез растянутым рукавом, заметил Бальзак, видя, как Наполеон начинает по новой прожигать его лазами, - только тебе, редкостному… умнику удается сделать это – разнести меня на части и собрать заново.
-Ну я же самый, - хищно улыбнувшись, замечает Нап.
@темы:
соционика,
Бальзак,
Наполеон